Мёртвая смерть/Филолита
Вчера поздно лёг, на ночь глядя читал легкомысленную литературу, а в результате под утро мне привидился довольно любопытный сон. Из которого я успел запомнить только самый хвостик.
Предыдущая часть состояла в том, что я бегал по каким-то сложным переходам, спасаясь от попадания в лапы врачей-вивисекторов. Бег, правда, был каким-то ленивым, условным, потому что я понимал, что врачам-вивисекторам, в сущности, не до меня, ибо по-настоящему они охотятся не за мной, а я тут так, мешаюсь, что-ли. Тем не менее я исправно лез через какие-то лазы, шхерился в закоулочках и тупичках, нёсся по коридорам со сложной геометрией, и в конце концов оказался на мосту через реку шириною примерно с Тибр. То есть это мне тогда, во сне, подумалось, что «похоже на Тибр», хотя, может, было и вовсе непохоже.
На мосту стояла толпа людей в чёрных пальто и с огромными сумками. Всё это были спекулянты, торговавшие запрещённой православной литературой. Я откуда-то знал, что православие господствует, а вот православную литературу запретили, оставив только богослужение и казённые речи «первых лиц». Поэтому вся писанина «о божественном» выходила подпольно, что, в свою очередь, воздействовало на авторов и придавало им особо критический запал.
Я шёл по рядам, спрашивая у всех «письма иеромонаха Ирия». Это было какое-то обличительное сочинение, в котором, в частности, подробнейшим образом описывались адские муки, приуготованные всем правителям России, церковным иерархам и так далее. Продавались письма не в виде книжки, а узким, плотно набитым конвертом с листочками бумаги внутри — то есть как настоящее письмо. Конверт этот к тому же приклеивался к обложке какой-нибудь другой книги, и купить можно было только комплект. Собственно, за этим я и спрашивал именно «письма Ирия» — так как всегда можно было сказать, что меня не устраивает книжка, к к которой они приклеены, и идти спрашивать дальше. Ибо моей настоящей целью было — затеряться в этой толпе, не вызывая у книгопродавцев подозрений.
Так я дошёл до самых перил моста. Там было относительно свободно, потому что мост был пешеходный и покупатели шли по серёдке. У перил стоял одинокий книгоноша с несколькими тощенькими книжками, вид у него был потерянный. Мне его стало жалко, и я попросил его показать, что у него есть.
Он посмотрел на меня — совершенно не помню его лица, это был скорее условный знак «это лицо, из него смотрят» — и протянул тоненькую книжку. На которой было написано: «Филолита, или О световой природе ума в способности его становления». Причём «по буквам» я прочёл только первое слово, остальное «как-то стало понятным», что-ли.
Тут меня охватило очень странное чувство, да и не одно. Во-первых, я понял, что сплю. Во-вторых — что, как только я открою книжку, то немедленно проснусь, причём «проснусь» в тот момент чётко осознавалось как «выкинут отсюда нахрен». В-третьих — что если я книжку не открою, то, может, меня и не выкинут, но название книжки я точно забуду. И, наконец, в-четвёртых — что рыпаться поздно, потому что я уже проснулся.
Так и вышло: оказывается, я уже не спал — но чувствовал, что сейчас снова отключусь. Успел только схватить лежащий рядом мобильник и записать в него название.
И уже потом, встав окончательно и бесповоротно, нашёл запись, вспомнил обстоятельства, и забил в гугль слово «Филолита».
Увы, ничего не нашёл, кроме некоей Филолиты Яковлевны 1901 года рождения, да юзерицы philolita, постящей любимого котега. И никакого тебе ума световой природы.
)(