Мёртвая смерть/Софиеведение

Материал из HARITONOV
< Мёртвая смерть
Версия от 10:47, 3 июня 2019; Yasenfire (обсуждение | вклад) (Новая страница: «{{Мёртвая смерть |дата=8 марта 2011 года |ссылка=https://krylov.livejournal.com/2200751.html }} '''{{subst:SUBPAGENAME}}''' —…»)

(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к: навигация, поиск

Софиеведение — сон, приснившийся Константину Крылову 8 марта 2011 года.

Текст

Давненько мне не снилось интересных снов. То есть сны-то снятся постоянно, интересные тоже, но я или не успеваю их запомнить (сон нужно ухватывать за хвост сразу после пробуждения, иначе он стирается), или они уж очень неудоборассказуемы. Не в смысле какого-то неприличия (такого мне как раз снится крайне мало, потому что с подсознанием у меня примерно как у Эйзейнштейна: «пол стеклянный, всё видно»).

А вот сегодня приснилось любопытное. Но по порядку.

1. Во сне я был озабочен составлением и редактированием (вот этого момента не помню) мгушного философского сборника «Софиеведение и филономика». Точнее, сборник распадался на две части — собственно «Софиеведение» и «Введение в филономику».

Раздел «Софиеведения» открывала статья какого-то студента (ученика Секацкого), в которой говорилось, что платоновский концепт «любви к мудрости» является типично «диалектическим в плохом смысле», так как мудрость, понимаемая по-гречески (да и по-любому) — это состояние бесстрастия и беспристрастия, отсутствие привязанностей-«филий». «Любить мудрость» означает в лучшем случае «стремиться к отсутствию стремлений». Но всякое «стремление» к этому состоянию ложно по определению: нельзя «хотеть не хотеть». Настоящая мудрость возникает как усталость от страстей и желаний, как понимание их тщетности, приходящее от их стёртости, опошления. Никакой «любви» тут и места нет. Возможна лишь любовь к ложной мудрости, и особенно к лжемудрецу — который нашёл способ удовлетворения некоторых страстишек за счёт задниц учеников… Ну и так далее, не помню, злой был текст, с личной такой ноткой, особенно про задницы.

Другие статьи были, однако, посвящены именно тому, что мудрость следует изучать как отдельный и весьма любопытный феномен, изучать с точки зрения разных дисциплин, от социологии до «инновационного моделирования» или «модалирования» (не знаю, что за хрень; кажется, эту статью писал Данилкин). Разумеется, нужна «философия мудрости» — которая, разумеется, не должна иметь ничего общего с «фило-софией», а должна подойти к «мудрости» критически и деконструировать её. Ну и всё такое.

«Филономика», напротив, понималась в несколько фукианском смысле, как своего рода «экономика привязанностей». Там статьи были куда интереснее — помню, мне понравилась ашкеровская, довольно заумная, но с какими-то интересными ходами насчёт привязанности к самой идее привязанности, «привязчивости самой привязчивости», и что зеркальным отражением желания и его противоположностью является привычка (действие, совершаемое без желания, мотивированное памятью о мёртвом желании). Там было ещё что-то, но я этого не запомнил.

2. Потом мне явился дьявол в облике Тельмана Гдляна. При этом самого облика дьявола я совершенно не помню, да его и не было: я просто как-то знал, что это «дьявол в облике Тельмана Гдляна».

Дьявол рассказывал, каким образом молодых адептов Зла готовят «в начальной стадии». В частности, сообщил, что молодым адептам вменяется в обязанности совершать как можно больше добрых, но бесполезных дел, чтобы они воочию убедились в тщете всякого доброго дела. На следующей стадии адепты должны были совершать дела злые, но по видимости хорошие. В качестве банального примера он привёл бабушку, тайком дающую апельсин диатезной внучке, а также подругу, которая сообщает молодой мамашке, что фрукты ребёнку давать нельзя, потому что по радио передали, так как «там химикаты». На моё замечание, что всё это как-то мелко, Дьявол заявил — «всякое зло — исполнение Моей воли, а Моя воля не бывает мелкой».

3. Было ещё что-то совсем уж несообразное — кажется, какие-то таджики крутились возле Даши Митиной и пытались её раздеть, отрывая от неё куски одежды, но Даша откуда-то брала всё новые тряпочки и очень быстро надевала их на себя. На моё предложение уйти от таджиков Митина отмахивалась и говорила, что одежды у неё ещё целая сумка (хотя сумку я не видел), а таджики не виноваты, потому что у них экспроприировали классовое сознание и от этого они страдают. Потом Даша (таджики тем временем куда-то исчезли) стала развивать неомарксистскую теорию о том, что теперь всякое сознание тоже экспроприируется капиталом, в первую очередь революционная, и что революция теперь присвоена и производится уже как продукт капиталистического рынка. Она назвала это «экспроприацией экспроприации экспроприаторов».

Я не понял такой заумной формулировки, стал думать и проснулся.

)(