Золотой ключ, или Похождения Буратины/Глава 14 — различия между версиями

Версия 08:37, 23 июня 2019

Глава 14, в которой наш юноша встречается со смертельной опасностью — пятнадцатая глава первого тома романа «Золотой ключ». Её действие происходит 28 октября 312 года о. Х. в старой лаборатории доктора Коллоди.

События

На Буратину тяжело и трудно выправить документы. К тому же, из-за понижения в должности папы Карло начинает не хватать еды. Буратина проводит дни в каморке, стараясь не двигаться, чтобы экономить силы. Выйти наружу он не может из-за неопределённого юридического статуса. Чтобы как-то свести концы с концами, Коллоди находит халтурку следить за самозапиральником, в котором некое существо готовится к ребилдингу. На существо выдают полуторную норму питательной жидкости: это позволяет Буратине остаться в живых.

Попутно Коллоди пытается подыскать подходящее учебное заведение для Буратины. Хорошим вариантом кажется Аусбухенцентрум. Буратина знает, что там широко применяются телесные наказания и до отвала кормят. Последнее обстоятельство перевешивает все остальные.

В одну из ночей в отсутствие папы Карло самозапиральник открывается, и из него вываливается говорливое существо, объясняющее себя как цыпля. Цыпль, ссылаясь на маму, рассказывает историю Аусбухенцентрума, и о том, как он решительно отказался учиться в сём недостойном месте, а мама его послушалась. У Буратины своя интерпретация рассказа Цыпля, основанная на его врождённом понимании жизни, зато он убеждается, что в Аусбухенцентруме действительно хорошо кормят. Цыпль спешит к маме и покидает каморку через окно.

Разговор с Цыплем пробуждает в Буратине аппетит, он начинает мечтать о всякой еде. Из-за голода его внимание притуплено, и он не замечает, как из-под лестницы появляется некая серая тварь.

Персонажи

Действующие лица

• Буратина
• Коллоди, Карло
• Цыпль
• Шушара

Упоминающиеся

• Джузеппе Сизый Нос
• Алиса

Примечания к главе

Вынужденное

• Автор ввёл дополнительную сущность — «цыпля» — для того, чтобы соблюсти принцип: все существа именуются по названию своей основы, так что цыплёнка пришлось бы назвать «петухом» или «петушком». К сожалению, это само по себе невинное слово в советско-россиянской тюремно-гомосексуальной лексике (которая, наряду с матом, образует основу советско-россиянской языковой картины мира) обозначает мужчину, насильственно принуждённого к гомосексуальным контактам. Соответственно, читатель, встретивший в тексте слово «петушок», volens nolens начинает ждать сцен, включать которые автор в текст не намеревался. В девятнадцатой главе я, напротив, сознательно воспользовался этими ожиданиями — но отнюдь не для того, чтобы их удовлетворять.