Особое дозволение
Осо́бое доzволе́нiе — любопытный казус из романа «Третий человек».
В помещениях, занимаемых Консилиумом и Сенатом Русских Земель, разрешено курение табака. Это является единственным исключением из правил, установленных Законом от 1951 года «Об охране здоровья жителей Русских Владений», в котором (в частности) указывается, что в помещениях, занимаемых государственными органами, курение запрещено.
Данное право связано с известной речью гласного первого созыва от РОНС Горелова.
Из воспоминаний гласного первого созыва (РОНС) Дмитрия Максимовича Шевякова:
[…] Проект закона «Об охране здоровья» был внесён премьером Оболенским. Главной целью было ограничение наркомании. Одним из самых неприятных сюрпризов, оставленных нам немцами, стала распространённость этого порока среди средних и высших слоёв. Правящие немцы не видели в том проблемы, а смотрели на наркотики как на рычаг контроля. Значительная часть управленческого и технического аппарата, состоявшая из русских, была поражена кокаинизмом. Для низших классов был опиум и другие средства. Не хочу углубляться в подробности. Достаточно того, что система проверок, утверждённая законом, вызвала огромное сопротивление среди бюрократии — вплоть до саботажа и прямой помощи антигосударственным элементам.
Что касается алкоголя, было принято решение о введении государственной монополии на т. н. «водку» (то есть раствор ректифицированного спирта) при разрешении и поощрении традиционного винокурения. В данном законе это не отразилось.
Отдельной проблемой было курение табака. При всей внешней безобидности, оно было крайне распространённым. Без преувеличения: в Российской Республике курил каждый русский мужчина низких и средних доходов, не страдающий лёгочными заболеваниями. Курить начинали лет с десяти-двенадцати, подражая родителям. Табак был вторым по значимости предметом украинского экспорта в Россию. Так что именно антитабачные меры вызвали наибольшее сопротивление в народе. Хотя по современным меркам они были довольно умеренными. Самым ненавистным стал запрет на курение в государственных учреждениях, поскольку это можно было проконтролировать обычным способом. Это было выгодно даже экономически, sapienti sat.
Единственным публичным исключением из правил стали Консилиум и Сенат. Я лично склоняюсь к мысли, что это была мысль Оболенского. Он был приверженцем теории «трёх К»: контроль, комфорт, компетенция. То есть: человек на ключевой позиции должен быть контролируем, окружён комфортом и иметь компетентных помощников. Гласных и сенаторов это касалось в первую очередь. Мучения курильщика-абстинента не должны влиять на итоги голосования.
Повторюсь: это всего лишь мои предположения. Внешняя канва событий выглядела так. Закон «Об охране здоровья» рассматривался Консилиумом 19 февраля 1951 года. Гласные понимали, что он относится и к ним самим. Это не вызвало энтузиазма. Гласный Грунюшкин (из РОНС) в своём выступлении почти прямо обвинил Оболенского в потакании «людям древлего благочестия», чья роль в известных событиях слишком хорошо известна. Но все осознавали, что закон объективно необходим и должен быть принят.
Неожиданно попросил слова Ипполит Петрович Горелов (впоследствии погибший от рук террориста). Он заявил, что с проектом в целом согласен, но по части курения считает возможным сделать исключение для Консилиума и Сената. В качестве аргумента он представил последнюю редакцию Временных правил Владимирского Централа, принятую до февральского переворота, то есть при законной власти. В правилах, в разделе «О порядке содержания», указывалось, что при хорошем поведении заключённых начальником тюрьмы может быть дозволено курение табаку. Далее он риторически вопросил, возможно ли, чтобы у народных избранников было меньше прав в этих стенах, чем у несчастных заключённых?
Нужно добавить, что прения по этому вопросу проходили после очень тяжёлого дня, когда принимались законы о налогообложении добывающей промышленности. Гласные были, что называется, на взводе. Выступление Горелова (блестящее, с точки зрения театральной) вызвало своего рода разрядку. Все ожили. Тут же взял слово Афанасий Игоревич Шипунов, сам когда-то отбывавший в этих стенах наказание и знавший порядки. Он напомнил, что в конце 1908 года сменился начальник тюрьмы. Им стал некий Гудема, при котором режим ужесточился, а его сменил Синайский, ещё более закрутивший гайки, в том числе по вопросу курения. Шипунову возразил суда́рь Зарядько (тогда подобные фамилии даже среди гласных ещё считались в порядке вещей). Этот Зарядько когда-то был беспартийным социалистом и сидел в Централе во время войны. Он засвидетельствовал, что к тому времени режим существенно смягчился, и на 1 марта 1917 года курение было разрешено. Это он помнил прекрасно, так как сам вышел по объявленной этого числа амнистии. То же засвидетельствовал в своём выступлении с места суда́рь Кудряшов, который когда-то служил здесь охранником и порядки тоже знал.
В конце концов была создана подкомиссия, которая раздобыла оригинальные документы. Их она представила в качестве основания для курения в камерах — то есть в личных помещениях гласных — а также и в общих помещениях.
Сергей Платонович и сам был не чужд зрелищности (что так ярко проявилось в конце жизни). Он даже выступил перед Консилиумом по этому вопросу и огласил два требования. Во-первых, он, ссылаясь на «Устав содержания под стражей» тех же лет, заявил, что в таком случае гласные должны носить казённую одежду, бельё и обувь установленного образца. И во-вторых, он категорически настаивал на запрете папирос и сигарет. По его мнению, это приличествует уголовникам, каковыми, по его мнению, большинство гласных не являются. Этот сомнительный комплимент досточтимое собрание проглотило.
В результате сошлись на том, что народные избранники приняли положение о мундире гласного. Оболенский, со своей стороны, выпустил так называемое Особое дозволение курить в помещениях Централа, но только в тех, которые были построены до 1917 года — так как, по его мнению, старые правила относились только к ним. Он же устроил в бывшей сторожевой будке у заставы магазин сигар и аксессуаров. Впоследствии он использовал его для рекламы собственного сигарного дома.